Гудзенко Иван Васильевич

Воспоминания – мемуары фронтовика

Начало войны

22 июня, в воскресенье, я лежал на отцовской кровати.

Думаю: дай послушаю приемник, что там болтают. И именно мне надо было попасть на тот момент, когда передают речь Молотова о начале войны. То есть я узнал о начале войны одним из первых в деревне.

Я сразу к батьке, и сосед с ним был. Через пару часов в колхозе во дворе откуда-то набрались люди, военнообязанные, которые подлежат отправке на фронт.

Я запомнил на всю жизнь: когда объявили, что на Советский Союз, кроме немцев, поднимает руки еще Румыния, Финляндия, и другие страны, из толпы мужик говорит: «О чем вы тут гутарите? Если на одного человека нападает 5 человек, то кто выиграет?»

В июне месяце 41-го года я заканчивал 10 класс в сельской школе в Харьковской области на Украине, сдавал выпускной экзамен, сейчас не могу вспомнить, какой это был экзамен: не то физика, не то химия. Честно говоря, забыл. Зашел в класс – на столе разбросаны экзаменационные билеты. Учитель называет мою фамилию, говорит: «Бери билет». Я взял билет, иду до парты, а у самого трясутся не только руки: ведь многое сейчас решается, это последний экзамен. А уже 5 дней, как война началась, поэтому надо обязательно сдать, чтобы получить аттестат, как-то пробивать себе жизнь вперед. У меня все в голове перемешалось. Взял билет, на ходу прочитал первые два вопроса… Только собрался пойти отвечать – открывается дверь в класс. Рядом с директором пацан какой-то с документами из военкомата. Говорит: «Перечисленным ученикам просьба подойти сюда и подписаться». Моя фамилия первая. Мы были обязаны явиться в военкомат в этот же день. Причем мне 18 еще не исполнилось.

Я пришёл домой, в хате были только отец и сестра, мама работала на колхозном поле, сообщить ей не могли, что я ухожу на фронт. Я долго плакал, что не могу попрощаться с мамой, больше я её не видел: она умерла от голода во время войны.

Из военкомата меня направили в Тульское оружейно-артиллерийское училище, где я проучился несколько месяцев. Поскольку немцы уже были на подступах к Москве, наш 1 курс сняли с учёбы, надо было отправляться на защиту Москвы. Меня направили на канал Москва – Волга начальником пулеметного подразделения из 6 пулеметных точек с пулеметами Кольт Браунинг. Я осмотрел ДОТы, обратился к стрелкам с вопросом о готовности каждого пулемета к бою и приказал стрелять, чтобы самому проверить их состояние. Оказалось, что все пулеметы давали осечки, были не годны для боя. Оказалось, что эти пулеметы с гражданской войны и были привезены из музеев. Командиру я доложил, что пулеметные точки не готовы к бою. В конце концов, сюда привезли шесть советских пулеметов «Максим».

Парад на Красной Площади 1941 года

В ноябре 1941-го года, когда немцы стояли под Красной Поляной, как раз готовился исторический ноябрьский парад 1941-го года. Я участвовал в подготовке этого парада, которая шла на площади Савёловского вокзала.

Но в последний момент меня сняли, то есть в самом параде я не участвовал, потому что мне дали спецзадание. Поскольку я проучился несколько месяцев в училище и умел обращаться с оружием (а в армию тогда брали всех подряд – новобранцы даже не знали, как игрушечный автомат устроен, не говоря уже о боевом), поэтому оказался мастером своего дела на тот момент. С поля боя поступало огромное количество битого оружия, а оружия полноценного, нового, катастрофически не хватало. Люди шли с пустыми руками в бой. Нужно было битое оружие ремонтировать и вооружать уже тем, что было в бою. Таким образом, благодаря этому, я не попал на сам парад, хотя к нему готовился и уже был уверен в своем участии. Такие случайности происходили на протяжении всей жизни, каждый раз сохраняли мою жизнь. Потому что многие, кто шли с парада в бой, погибли, как я понимаю.

Самострел

Помню такой случай под Москвой. Был такой Гарбузов. Так вот этот Гарбузов сделал себе в ногу самострел. Но самострел надо уметь делать: знать, на каком расстоянии надо завязывать место поражения каким-то материалом, чтобы в ранение не попал порох; нужен материал, который прикрывает, так как и на кисти рук порох попадает… И поэтому следственные органы сразу определяют, был ли это самострел или боевое ранение. Я присутствовал при расстреле вот этого самострельщика. Нас выстроили батальонами четырёхугольником. В одном месте проход сделали. Потом начали ждать. Чего ждать, никто не знал. И через некоторое время издали по снегу упряжка какая-то катит: лошадь запряжена в сани. Подъехали, нам дали команду: «Смирно!» Выступает прокурор: «Перед вами находится предатель Родины, который сделал то-то и то-то. Приговаривается к высшей мере наказания». А в середине четырёхугольника солдат уже яма вырыта. В одном месте заход в яму. Приходит исполнитель наказания, берёт ещё одного, идут к яме. Команда раздеться: «Снимите верхнюю одежду, шинель. Снимите гимнастёрку». Гарбузов остался в одном белье на морозе. Самое главное, когда завели его в ту яму, этот исполнитель приговора вынимает пистолет: пух — пух! А он не стреляет. Раньше в царской России, так говорят, в этом случае амнистия объявлялась. А тут нет! Вынимает не пистолет, а наган: пух! Гарбузов только вскрикнул, и всё… Нам дали команду: «Разойтись!», посадили в машины, увезли. Могилу зарыли.

Умирать не хочется никому…

Перед боем между солдатами практически тишь и гладь: все ждут того света. Очень страшно: рвутся снаряды, пули свистят. Смерть словно шагает за тобой. Умирать не хочется никому.

Особенно страшно в бою ночью. В темноте пули летят, как снег, только горизонтально. Вот думаешь: «Она твоя или не твоя?».

О мужестве

Если говорить о мужестве, то у нашего командира роты был связной. Куда ни скажет командир, где нужно что-то, он идёт и достаёт. Каким образом? Никто не знает. К врагу идёт и что-то тащит. А так, чтоб кто-то шёл в бой под пулями, не пригибаясь, я не видел. Если пуля летит и тебе ее видно, как не пригнёшься?

Боевое крещение и ранение

Основное боевое сражение, мое боевое крещение произошло под Старой Руссой в Новгородской области в 1942 году. Вот там как раз я попал в самое месиво. Во-первых, времени не было рыть окопы. Во-вторых, было настолько много раненых и убитых, что они горами ложились один на одного, поэтому рыть ничего не надо было, прятались прямо за замерзшими трупами, за ранеными, за людьми прятались. Такое колоссальное было их количество! Осколком разорвавшегося снаряда я был тяжело ранен в ногу. Ночь пролежал на снегу, на морозе, истекая кровью. Вокруг раненые и убитые, отовсюду стоны. Начал засыпать, замерзать: вот уже тебе тепло, снится родной дом, мама, печка, а это уже верный признак того, что человек замерзает. Я из последних сил старался шевелиться, не засыпать: звал маму, обращался к Богу. Утром где-то со стороны послышались шаги по снегу. Это, оказывается, наши прокладывали связь. А я оказался лежащим прямо на их пути — ни кто-то другой слева или справа, ведь кругом раненые. Один из связистов говорит: «Это немец, стрелять надо». Я услышал, что голос свой, и говорю: «Я свой!» А второй: «Ну, пойдём, посмотрим». Подходят (находчивые были ребята) положили меня на лыжи, притащили в медсанбат — палатку, внутри которой костёр. Вокруг веером лежат раненые ногами к костру, они все обмороженные — их надо сначала обогреть. Со мной вместе привезли немца офицера, и на то место, где предполагалось меня положить, немца положили. Оказывается, этот немец нужен был для дальнейших военных действий.

Врач подходит ко мне и говорит: «Обе ноги ампутировать». Одна была сильно ранена осколком снаряда, началась гангрена, а другая была обморожена. Но нашлась какая-то медсестра, девочка, она целую ночь сидела и оттирала мою отмороженную ногу. И только благодаря тому, что была эта девочка, у меня осталась все-таки одна нога, ее не ампутировали. На этой ноге я стал человеком, выучился и всего добился...Первая операция не очень хорошо прошла, потому что воспаление пошло дальше. Через неделю мне сделали реампутацию и отправили в глубокий тыл в Новосибирск.

Положили нас в товарные вагоны. Я на нижнем ярусе, кто-то на верхнем...Помню, ночью случился налёт немецких истребителей, стреляли по нашему поезду. Лежишь, вверх смотришь и видишь, как на потолке следы пуль появляются. Вот сейчас, думаю, на меня…

Учеба в институте

Когда меня выписали из госпиталя, за спиной была пара костылей, протез, сумка с сухарями. Мне дали направление в здании школы в подмастерья к сапожнику, он должен был обеспечить работой, но сапожника на месте не оказалось. Я наткнулся на дверь с вывеской «Приемная комиссия» — это был мой шанс, зайдя туда все расспросив и рассказав о себе, предъявив документы, меня взяли учиться в строительный институт им. Куйбышева, потому что они предоставляли общежитие, и мне было куда деться. Позже институт перевели обратно в Москву. Было распоряжение, что все студенты должны ходить в одинаковой униформе. Государство не имело в бюджете средств и выдавало то, что было. На складе была полужёлтая, полукоричневая униформа. Заходишь в аудиторию, все сидят в форме. Девочки отличались только по причёскам и по накрашенным губам. Профессор вызывает кого-то, он же вначале не знает фамилий, говорит: «С накрашенными губами к доске!..» Девочки всё равно как-то что-то придумывали, находили возможность форму оставлять дома, а сами приходили в чем-то новеньком, хорошем.

Опаленные войной

В Москве я только полкурса отзанимался, потому что хотел уехать домой в Харьков к отцу, он остался жив…Мне известно, что когда немцы вошли в нашу деревню, всю нашу семью из дома выгнали, в ней поселились немцы. Семье нужно было где-то жить, и немцы вырыли им землянку. У меня есть бумажечка, на которой карандашом написано священником, что моя мать похоронена в 1943 году. То есть это не какое-то свидетельство о смерти, а просто бумажка, чтобы зафиксировать факт смерти. Отец рассказывал, что она умерла от водянки мозга: от голода происходит распухание организма, и тяжелейшая, мучительнейшая смерть наступает. На выгоне ей вырыли могилу. После войны я часто ездил в деревню, навещал могилы матери и родных.

Награды

Самые ценные для меня награды — Орден Славы, Орден Отечественной войны и медаль «За битву под Москвой».

Никто не забыт, ничто не забыто!

Мемуары приведены в сокращении. Полную версию мемуаров фронтовика можно прочесть на сайте

Огонь славы, зажженный Великой Победой, будет гореть вечно!